Глава 1.


Холодный свет луны полз по крышам домов, стекал по стенам высоток и вытекал в сточные канавы, исчезнув в электрическом освещении уличных фонарей и неоновых вывесок. Луна кругла и голодна, но еще не обрела свою полную силу. Ей не хватает всего одного дня, чтобы превратиться в идеальный круглый диск. Но разве все эти люди замечают это? Разве они поднимают свои головы выше экранов телефонов и носков собственных ботинок?

Эзра Томпсон шел по улице, нервно стискивая кулаки в карманах бежевого плаща, купленного по размеру, но болтавшегося на нем, как на вешалке. Он шел по тихой улице и не боялся, потому что его защищал Он.

Бледно-голубые глаза под тонкими красными веками лихорадочно шарили по улице, закоулкам и подворотням. Тонкие ноздри подрагивали, втягивая запахи города, отходов его жизнедеятельности: вот тут, прямо возле почтового ящика кого-то вывернуло лазаньей, а там, за углом, пахнет мочой и выпивкой. Сладковатый запах гнили оповещает, что здесь недалеко мусорный контейнер.

Эзра закрыл глаза, дыхание его стало поверхностным, он весь превратился в слух. Он на охоте, не стоит забывать об этом. Он ищет свою добычу, свою легкомысленную лань… Он разросся и впитал в себя дома улицы, потом район, город. Он теперь сам город. Но где же его лань? Где его милая добыча, что сейчас дрожит и воняет страхом? Эзра-город, великий и ужасный, сегодня решает, кто будет жить, а кто умрет, чтобы стать совершенней…

- И ДОЛГО МНЕ ЕЩЕ ЖДАТЬ? ТЫ! УРОД!

Томпсон вздрогнул всем телом, словно через него провели разряд тока. Он широко распахнул глаза и часто задышал, испугано озираясь по сторонам, а левая рука стала поглаживать грудь.

- И НЕ ЗАТЫКАЙ МЕНЯ, ТЫ - МРАЗЬ! Я УБЬЮ ТЕБЯ! ВЫВЕВЕРНУ ВСЕ ТВОИ СУСТАВЫ, ГНИДА, ОТДЕЛЮ КОЖУ ОТ МЫШЦ И ЗАСТАВЛЮ ТЕБЯ ПОЛЗАТЬ ПО ПОЛУ! А ТЫ! ТЫ БУДЕШЬ ПОХОЖ НА ПОМИДОР! КРАСНЫЙ И СОЧАЩИЙСЯ СОКОМ! ЧЕРВЬ!

- Стой! – придушенно прошептал Эзра, сразу уменьшаясь в размерах, сжимаясь и втискиваясь в свою шкуру. – Я ищу ее! Ищу! Подожди немного.

- ДАЙ! ДАЙ МНЕ ВЗГЛЯНУТЬ!

Томпсон заозирался по сторонам, тонкие обветренные губы в грубых корках зашевелились. Рука с обгрызенными ногтями нырнула во внутренний карман и вытащила игральную карту. Изображенный на ней зубастый Джокер уставился на Эзру черными глазами, гипнотизируя и пугая.

- ЧТО СМОТРИШЬ, ВЫРОДОК! ДАВНО НЕ ВИДЕЛ!? – клацали острые зубы, которых во рту Джокер не меньше сотни, они не помещаются, выпирают и толстые губы не прикрывают их. – ГОРОД! ПОКАЖИ МНЕ ГОРОД!

Эзра аккуратно держал карту двумя руками, вытянул их и стал показывать окрестности, крутясь на месте.

- ВОТ! ВОТ ОНА! – завизжал Джокер, и по губам потекла тягучая слюна.

Томпсон спрятал карту во внутренний карман и прибавил шагу, следую за своей ланью. Запоздалая девица. Решила сэкономить на такси, потому что из бара идти всего пару кварталов. Короткая красная юбчонка, высокие каблуки, блестящие в свете фонарей, короткая кожаная куртка баклажанного цвета. От свежего воздуха алкогольные пары стали выветриваться, и ей уже не кажется столь романтичной идея вернуться домой пешком. Ей страшно, и она спешит в свой квартал, где, как ей кажется, она в безопасности.

- ЛОВИ ЕЕ! ЛОВИ! А ИНАЧЕ Я СОЖРУ ТЕБЯ! – выл Джокер в кармане, пытаясь выпрыгнуть и обрести свободу.

Эзра нагонял ее, но он выглядел слишком обычно, обыденно и серо, чтобы вызывать страх или беспокойство. Он просто тоже спешил домой. В глубоких карманах он хранил платок, пузырек хлороформа и моток скотча.

Она испуганно оборачивается на него, кривит крашеные губы в улыбке, словно они в каком-то сговоре, но лысеющий мужчина в очках с толстыми стеклами, словно успокаивает ее, и она начинает идти медленнее. Томпсон достал платок и обильно смочил его хлороформом, свернул в проулок, чтобы сократить дорогу, потому что знал, что девушка решила успеть на последний автобус, поэтому резко поменяла маршрут в сторону единственной остановки. Он все о ней знал. Потому что он велик и гениален.

- Ой! – вскрикнула она, вздрогнув и рефлекторно вскинув руки вверх и прижав их к груди, когда он выступил из-за угла.

Эзра, не мешкая, сгреб ее в объятья и с силой вжал платок в ее лицо, всматриваясь, как зеленые, густо подведенные тенями, глаза наполняются непониманием, а затем страхом осознания и паникой. Девушка расцарапала ему руку в кровь, но это была сущая ерунда. Она обмякла и ее ярко накрашенный рот приоткрылся.

- ТОРОПИСЬ! ТОРОПИСЬ! НЕ МЕШКАЙ! ИНАЧЕ Я СОЖРУ ТЕБЯ ВМЕСТО НЕЕ!! – не унимался Джокер.

Томпсон скручивает скотчем ее руки и ноги, обматывает вокруг головы прозрачную ленту, оставляя лишь небольшую щель для дыхания. Он вновь превратился в город. Большой, властный и сильный. И он не чувствует, чтобы кто-то был этой ночью рядом, но руки дрожат, ноги слабеют и не слушаются, а по спине льется липкий холодный пот. И Джокер жужжит в кармане, беснуется и грозится вырваться. Эзра придерживает его ладонью в кармане.

Перекусив скотч и пригладив его, он сталкивает девушку в канаву, в темноту, где ее не увидит свет голодной луны и не поймает холодный свет неоновой вывески. В двух кварталах отсюда он оставил свой пикап. Вытерев со лба пот рукавом, Эзра поправил очки и поспешил за машиной, прячась в тенях города. Он создание города, его дитя, и он же сам город.

Старый пикап грязно-зеленого цвета уже давно необходимо было списать на свалку, но Эзра раз за разом чинил и латал его, а перед каждой охотой проверял все системы, чтобы не было сбоя. В одиночку он еле затолкал бессознательную девушку в машину, казалось, что она весит не меньше двухсот фунтов. Обложив ее мешками со старой ветошью и еще кое-какими важными для сегодняшней ночи вещами, он накрыл кузов плотным брезентом и сел за руль.

- ГОНИ! ГОНИ СКОРЕЕ! УЖЕ ПОРА! ТЫ ВИДИШЬ ЛУНУ!? ТЫ, МРАЗЬ! ОТВЕЧАЙ! ТЫ ВИДИШЬ ЛУНУ? ЧУВСТВУЕШЬ ЕЕ?

- Да, - тихо ответил Томпсон, обкусывая корки с губ и заставляя их вновь кровоточить.

Когда он выехал из города на шоссе, то по радио стали передавать гороскоп. Томпсон сразу же выключил его – он сам творил свое будущее, что об этом могли знать звезды? Сзади пристроилось еще три машины, и Эзра вел аккуратно, пропуская вперед особо спешащих. Но сразу за поворотом, в том месте, где дорога делала развилку к его дому, стоял полицейский кордон. Один из стражей порядка взмахнул жезлом, и Томпсон надавил на педаль тормоза, заискивающе улыбаясь и пряча расцарапанные руки в тени:

- Что-то случилось, офицер? – широкоскулый полицейский с подозрением осмотрел салон машины, помедлил, сунул пальцы в шлеи брюк.

- Дальше по дороге упала вековая сосна, ждем службы, которые расчистят путь, пока вам надо будет вернуться и сделать крюк. Свернете направо у столба со знаком «233».

- Да? Спасибо, - почти бесшумно произнес Эзра, пряча взгляд и с силой сжимая пальцами руль.

- ГОНИ! ГОНИ! ОН СЕЙЧАС ВСЕ УЗНАЕТ! ТЫ! УРОД! У ТЕБЯ ЖЕ НА ЛИЦЕ ВСЕ НАПИСАННО!

Томпсон переключил заднюю передачу и вывел машину на дорогу, чувствуя легкость и счастье, что он вновь ускользнул от правосудия, прямо из-под носа увел у них свою добычу. А так же он явственно ощутил, что намочил штаны.

- КАКОЕ ТЫ ССЫКЛО! – захлебывался смехом Джокер. – ОБОССАЛ ШТАНЫ КАК ТРЕХЛЕТКА! И КАК ТАКИХ ВЫРОДКОВ ЗЕМЛЯ НОСИТ!?

Через час они были на месте. Старый одноэтажный домик с облупившейся краской на окраине. Неухоженный и забытый сад, поросший жестким кустарником, который болел какой-то заразой и от этого на нем преобладали голые ветви, нежели здоровые, поросшие листьями. Эзра припарковал пикап в гараже, стараясь игнорировать голос Джокера, которые входил в экстаз будущего убийства.

С трудом Томпсон спустил девушку в специально оборудованный подвал, который освещало несколько ярких ламп, выхватывая из темноты с одной стороны мутные банки с тушеным мясом, а с другой - стену с инструментами и проржавелыми ведрами. Посреди подвала стоял оцинкованный широкий стол, натертый до блеска.

Томпсон пыхтел, обливался потом и закусывал губы и щеки до крови, перетаскивая девушку вниз. Пропустив крюк между петель скотча, которыми он сковал ее руки, он подергал и решил добавить обмотки. Он мотал и мотал, пока в руках не остался лишь картонный кругляш. Эзра нервно усмехнулся и отбросил его в сторону.

Она уже в машине пришла в себя и все понимала, поэтому так бешено вращала зрачками и выгибалась, противясь его манипуляциям, кряхтела, хрипела и пыталась что-то сказать сквозь мотки прозрачной ленты. Тушь и тени размазались грязными подтеками по нездоровой коже, красная помада пятном обозначала рот под плотной обмоткой скотча. Она и сама была вся мокрая от пота и слез.

Эзра виновато ей улыбнулся, а потом подошел к пульту, нажал на грязную красную кнопку, лебедка, прикрепленная к крюку, стала сматываться и поднимать за собой жертву. Девушка выпрямилась, неловко стоя на одной ноге в своей несуразной туфле, вторую она где-то потеряла. Эзра подошел к ней, снял туфельку, погладил разодранный на второй ноге чулок и помог девушке встать ровно.

Томпсон снял плащ и повесил его в глубине подвала и тут вспомнил о том, что испачкал брюки. Спотыкаясь, он поднялся наверх, в свою крохотную спальню, где умещались лишь кровать и комод. Стянув брюки и мокрое белье, Эзра достал из замызганного комода старые джинсы и свежее белье и переоделся в них. Отнеся испачканную одежду в ванную, он замер у зеркала и стал вертеться перед ним, ощущая, как голодная луна наполняет его силой и величием. И его тщедушное, рахитичное тело внушает ужас, оно прекрасно!

- ТЫ СНОВА ЭТО ДЕЛАЕШЬ, ЭЗЗЗЗЗРА? – донесся из подвала истеричный голос, Томпсон вздрогнул и накинул на зеркало полотенце, сунул одежду в стиральную машину и поспешил обратно в подвал. По пути он достал из машины мешок пенопластового наполнителя.

В подвале он надел кожаный фартук, вытащил из угла женский манекен и осторожно положил его на стол.

- РАССКАЖИ ЕЙ! РАССКАЖИ ЕЙ, ЧТО ТЫ С НЕЙ БУДЕШЬ ДЕЛАТЬ! ОНА НЕ БОИТСЯ! ОНА СМОТРИТ НА ТЕБЯ СВЕРХУ ВНИЗ, КАК ВСЕ ОНИ! ПОТОМУ ЧТО ТЫ ГАДОК И МЕРЗОК! – донесся голос из кармана плаща. – ЭЗРА-МОКРЫЕ ШТАНИШКИ.

- Я скажу! – часто задышал Эзра, не смотря на девушку, которая хныкала и перебирала ногами и дергала руками, пытаясь выбраться. – Я сделаю тебя лучше. Чтобы ты стала красивой. Как она.

Он любовно огладил манекен, а потом подошел к стене с инструментами, взял оттуда циркулярную пилу. Проверил пальцем остроту лезвия и кривовато улыбнулся. Подключив ее к розетке, он начал делать аккуратный, просто хирургический разрез на розовом пластике.

- Все лучшее в тебе, это твои органы, я переложу в твое новое тело, которого тебе не дал бог. Мышцы твои я сохраню и потом скормлю собакам или съем сам, если ты окажешься вкусной. А кости закопаю, - он вырезал прямоугольник и отложил его в сторону, проведя влажной тряпкой по краям, чтобы снять стружку. Так же бережно и аккуратно он срезал верхнюю часть головы.

- Здесь теперь будет твой мозг! Не переживай шрама не останется, я его закрою. Ты станешь прекрасной, – Томпсон сыпал наполнитель в манекен, распределяя его рукой.

- ПРЕКРАСНОЙ? ПОГЛЯДИ НА НЕЕ! ОНА НЕ ПОНИМАЕТ ТВОЕГО ВЕЛИКОГО ЗАМЫСЛА! НЕБЛАГОДАРНАЯ ТВАРЬ! А ВСЕ ПОТОМУ, ЧТО ТЫ НЕ МУЖЧИНА. ДЛЯ НЕЕ ТЫ НИЧТОЖЕСТВО С МАЛЕНЬКИМ РОЗОВЫМ ЧЕРВЯЧКОМ В ШТАНАХ, КОТОРЫМ ТЫ НИКОГДА НЕ МОГ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ! Я ЕГО ОТРЕЖУ! КАК ЕСТЬ! ЧТОБЫ ТЫ НЕ ОТВЕЛКАЛСЯ! ВЕДЬ ОНА ПОНРАВИЛАСЬ ТЕБЕ! ТЫ ЕЕ ЗАХОТЕЛ! – грохотал голос Джокера на весь подвал, на весь дом, на весь город.

- Нет! Нет, прошу тебя, замолчи! – заныл он, заламывая руки.

- ПРЕСТУПАЙ! НЕ ЗАСТАВЛЯЙ МЕНЯ ЖДАТЬ! ВЫПУСТИ ЕЙ КИШКИ! СДЕЛАЙ ЕЕ СОВЕРШЕННОЙ!

Эрза взял нож и сделал несколько робкий, неуверенных шагов к свой жертве, которая задергалась в своих путах. И вдруг свет погас.

- КАКОГО ЧЕРТА?

- Перебои с электричеством, - Томпсон повертел головой.

- ТАК ВКЛЮЧИ ГЕНЕРАТОР!

- Я в прошлый раз израсходовал последнюю канистру… надо вернуться в город… Она никуда не денется. Они никогда никуда не девались, - он на ощупь нашел плащ.

- ПЛОХО! Я ТЕБЕ ЭТОГО НЕ СПУЩУ, И НЕ ДУМАЙ! – вновь завелся Джокер, клацая сотней острых зубов.

Он отвернулся от экрана, побарабанил пальцами по подлокотнику кресла и встал. Капитанский мостик был пуст, но он и не мог быть полным, фактически единственным живым существом на этом корабле был только он сам, весь остальной контроль осуществлялся автоматикой и бессловесными ботами, бесшумно скользившими по техническим коридорам.
Со временем системы ветшали, ветшало все, кроме него, но цель оставалась. Он взглянул на свою ладонь. Поперек гладкой поверхности был выбит номер.
Один из роботов уборщиков, сновавших по полу, подкатился ближе к нему и ткнулся в ногу.
- Кажется, я забыл свое имя, - сообщил он в пустоту.
Такое иногда бывало. Его предупреждали. Беспокоиться не стоило. Он мог взять любое другое имя из всех имен, когда-то принадлежащих его народу.
Робот продолжал настойчиво жужжать. Скорее всего сбоила система распознавания.
- Адмирал Риввиц, сэр, - механический голос раздался сразу со всех сторон и он вздрогнул невольно. Еще не привык. - Адмирал. Мы у конечной точки. Активировать систему слежения?
Сначала он кивнул, но потом, вспомнив, что система не распознает сигналы, выразил согласие вслух. Привыкать заново было всегда очень трудно. Уборщик остановился и тревожно замигал.
С некоторым трудом он поднялся из кресла и отошел, давая роботу убрать там, где ему хотелось.
Взглянул налево, туда, где суетились остальные, распыляя аннигиляционную пленку. По-видимому в этот раз это был сердечный приступ, иначе тело давно бы уже было утилизовано в специальном отсеке. Движимый странным любопытством он подошел ближе и остановился переворачивая носком ботинка сухую по стариковски сморщенную кисть. Номер на загорелой ладони был на единицу меньше.
- Адмирал. - механический голос отвлек его, - Цель обнаружена. Сядьте в кресло и наденьте шлем, пожалуйста. Нужно запустить курс обучения.
Курс обучения был отшлифован тысячами и тысячами адмиралов Риввицов. Никто из них не сменил имя, данное изначально.
Адмирал Джеймс Нейтан Риввиц.
Раса, которая создала их, а точнее возродила из пепла, немногим отличалась от людей. Выше, чуть больше глаз, другая кровеносная система, но они были прямоходящими и светлокожими. Деймуры. Создатели. Одна из многих рас, входящих в Межгалактический Союз.
Такие как он назывались андронами. Генетически-искусственный народ, сконструированный по образу и подобию Homo Sapience, как наиболее приспособленного к существованию в Системе Млечного Пути. При необходимости он мог добавить себе пару конечностей, щупальца, изменить цвет кожи, но изначально он был именно таким. Была заложена способность к размножению, но Джеймс сомневался, что хоть кто-то из Риввицов ею пользовался. Все они старательно копили архив. Самый первый адмирал Риввиц был загорелым, кареглазым шатеном, чуть выше пяти с половиной футов, худощавым и беспокойным. Собственно самый последний адмирал тоже был точно таким же, поскольку все они были клонами друг друга, и со смертью одного автоматически выводилось из анабиоза тело следующего Джеймса Нейтана. Никаких обид. Это война.
Война шла по всей галактике, и его разведывательная шлюпка была одной из многих миллиардов. Имя им было Легион. Космический Легион.
Космический Легион не занимался военными операциями, не ассимилировал земли, не подавлял восстания и не налаживал контакты. Цель Космического Легиона была одна - спасать вселенную. При необходимости привлекая все возможные силы, но как правило обходясь минимумом, то есть собой.
На фоне сложных отношений в Межгалактическом Союзе Бюро, породившее Легион, было всего лишь винтиком в сложной системе балансировки, но как и все в нем работало идеально.
На сей раз адмиралу нужно было вернуть обратно Хронофага. Хронофаги сами по себе были мирными существами, которые по достижению зрелости закукливались в своей точке времени и пространства, создавая черные дыры. Слава Демиургу, эта раса не отличалась бурной страстью к размножению. Считалось, что Хронофаги происходили из того же темпорального участка что и Предтечи, но мнение это было спорным, а природа их до конца не была изучена. До достижения зрелости Хронофаги находились под регулярным присмотром других рас в специальной резервации. Будем называть это своими словами, а более подходящего слова, чем "резервация" для этого участка галактики придумано не было. Они существовали в виде любопытных ко всему космических флуктуаций и как правило обитали на метеоритных осколках. Этот улетел с пиратским кораблем.
Кто знает каким излучениям он подвергался по пути, но в итоге нашли и корабль и пиратов, все они были мертвы, а одна из бортовых шлюпок отсутствовала. В системе навигации ее конечная цель значилась как планета R564TF234, что соответствовало планете, вращавшейся сейчас на экране его визора.
Джеймс потянулся, снимая шлем. Цель была ясна. Но для ее достижения требовалось спуститься на планету. Спускаясь в отсек Изменений он активировал систему разморозки. Шлюпку брать с собой было чересчур опасно, а значит пути обратно не существовало.
Спустя несколько минут он очнулся и огляделся, чуть щурясь. Система транспортировала его в минимальном расстоянии от цели, дестабилизировав источники питания вокруг, поэтому тьма стояла хоть глаз выколи. Джеймс протянул руку и нащупал перед собой что-то шероховатое. Подсветив пространство браслетом дальней связи, он обнаружил, что перед ним стена. Стену украшали изрядно потрепанные обои в цветочек. Вздохнув, Риввиц двинулся в обход.
Свою цель он обнаружил в подвале. Долго стоял на пороге, вглядываясь и не решаясь войти, излучение было очень мощным, и он боялся, что так же как и остальные жертвы сойдет с ума. Кроме того, возможно у хронофага был носитель, который затаился сейчас в одном из углов. Так ничего и не придумав, Риввиц просто накинул на все помещение сеть и двинулся внутрь, осторожно ступая.
Объект лежал на верстаке, рядом с набором медицинских скальпелей. Джеймс предельно осторожно заключил Объект в капсулу, стараясь игнорировать мощное возмущение психо-полей вокруг и активировал ее. В яркой вспышке капсула исчезла, отправляя старую потрепанную игральную карту на корабль, где уже наверняка приходит в себя очередной Адмирал Джеймс Нейтан Риввиц.
Текущий адмирал совершенно не представлял что будет делать на этой планете теперь, но его это мало беспокоило, главное что мир в очередной раз был спасен. Ну и цели Галактического Совета тоже не следовало исключать из списка главных вещей.

- Свежие новости! Свежие новости! Кровавое убийство! Еще один труп на заброшенной мануфактуре! Читайте сегодня, только у нас!
Звонкий голос мальчишки ввинчивался в уши, эхом отдаваясь в голове. Внезапно перед носом Клары закачалась свернутая в несколько раз газета, отчетливо разящая типографской краской.
- Свежие новости! – вякнул пацан. – Два пенса, мэм. Кровавое убийство.
Девушка, покопавшись в сумочке, пристегнутой к поясу, кинула ребенку монету и выхватила газету из его рук. Мальчик, надежно спрятав денежку, помчался дальше, сверкая голыми коленками в прорехах на штанах и размахивая очередным образчиком информационного «шедевра».
- Клара, милая, почему тебя так интересует этот бред? – у Зайбеля были характерные вкрадчивые интонации хитрого лиса из старинной сказки. - Ведь это не имеет никакого отношения к…
- Помолчи, пожалуйста, - Клара развернула газету, бегло просмотрев плохо отпечатанный лист, выискивая нужную ей заметку, и принялась зачитывать вслух.

"Новое убийство в Уайтчепел. Вчера, в половине восьмого вечера, констебль Ричмонд, патрулировавший улицы этого печально известного района, задержал и доставил в участок мужчину в окровавленной одежде, который сознался в совершении убийства и указал место, где оставил труп. Убитая Энн Менчеп, сорока двух лет от роду, занимавшаяся уличной прочтитуцией, была обнаружена на заднем дворе заброшенной мануфактуры, спрятанная от посторонних глаз под ворохом опавших листьев. Убийца перерезал женщине горло и, вспоров живот, выпустил внутренности. Орудием преступления послужил обычный складной нож, по показаниями убийцы, принадлежащий ему лично. Мотивы преступления, как и в предыдущих случаях, неизвестны.
Напомним, что это уже четвертая насильственная смерть подобного рода, случившаяся в Уайтчепел. Схожий способ убийства мог бы свидетельствовать о том, что на окраине Миссони-Сити орудует маньяк, но в каждом из случаев, кроме первого, убийцы были задержаны.Являются ли они подражателями первого? Или Уайтчепел по непонятным причинам притягивает сумасшедших, заставляя убивать на своей территории? История очень загадочная, "Missoni Tribune" будет держать вас в курсе событий."

- Я тебе точно говорю, Зайбель, это оно и есть! – Клара торжествующе постучала остро заточенным ноготком по дешевой бумаге.
- Как скажешь, - мужчина недовольно пожал плечами, затянутыми в стильный твид классической расцветки в песочно-черную клетку. Пиджак был отчетливо не по размеру дюжему малому. – Ты у нас аналитик, Клархен, а я так, погулять вышел.
- Да какой из меня теперь аналитик, - усмехнулась Клара и поспешила сгладить неловкость: - Ну что ты, сокровище мое. Сам знаешь, без тебя никак. Поехали, посмотрим на эту мануфактуру.
Втиснувшись в городской дилижанс, который неспешно трюхал по улицам, временами со свистом выпуская струйки пара и распугивая прохожих, Клара провалилась спиной к поручню и, казалось, придремала.Да, какой теперь она аналитик? Аналитик сидит в кабинете, в родной Конторе, изучает информацию, собранную оперативными агентами, после долгого (или не очень долгого, но это несолидно, и непрофессионально даже) выдаёт результат. А не "в поле" бегает. Клара фон Обель-Шмидт оказалась не просто в поле, а на положении резидента, Зайбелю "повезло" не меньше...
Дилижанс, продолжая своё неторопливое движение, покинул деловой район, центр Миссони-Сити, обошел стороной кварталы, застроенные несуразными зданиями,в пять, а то и семь этажей, относительно новый столичный шик, и постепенно углубился в трущобы, судорожно тормозя на заплеванных остановках и не менее мучительно их покидая. Пассажиры входили, протискиваясь в тесный салон, затем карабкались обратно, с тем же азартом работая локтями, чтобы выйти.
Старинное здание, когда-то, во времена расцвета промышленности в Империи, оборудованное под мануфактру, теперь радовало глаз любителей всего мрачного и заброшенного закопченными после пожара стенами, слепыми глазницами разбитых окон. В глубине что-то утробно и неритмично лязгало, словно железный исполин, похороненный в средневековом строении, испускал последние судорожные вздохи. Общее впечатление упадка и разрушения дополнялось несколькими обгоревшими скелетами деревьев во дворе.
- Полиция наверняка обыскала здесь все, - благоговейным шепотом перед мрачной, болезненной величавостью этого места произнес Зайбель. - Зря только тряслись в проклятом тарантасе.
- Посмотрим, - лаконично ответила Клара, решительно переступая через веревку с красными флажками, огораживающую место преступления.

Внутри мануфактура выглядела еще более мрачной. Безотрадное уныние перекошенных стен и нависших над головой сводчатых потолков, не отражавших звука. Подкованные каблучки Клары, звонко выбивавшие ритм ее походки на брусчатке, глухо стучали об пол, будто были подбиты войлоком. Смазаннные, нечеткие, но безусловно неприятные запахи щекотали нос.
- Отвратительно, - пробурчал Зайбель, оглядываясь по сторонам. Он всегда был более чувствительным и брезгливым, чем его напарница.
- Надо найти ход в нижние этажи, - решила Клара. - Разделимся.
Зайбель отправился обходить нагромождение брошенных станков справа, вдоль окон, Клара слева. Ей повезло первой, спуск в подземелье зиял в полу и выглядел так, словно собирался съесть любого, кто осмелится приблизится, используя вместо зубов острые обломки по краям. Но вниз вела лестница в виде железных перекладин - целая, насколько ее было видно. Клара оглянулась, чтобы позвать напарника, но Зайбель был где-то далеко, даже шагов не слышно. И не только шагов, внутри здания царила полная, пугающая тишина.
- Да что я, в самом деле, как маленькая, - пробормотала Клара и, подобрав юбки, полезла вниз. В то, что очередной убийца подкарауливает новую жертву там, в подвале, она ни капельки не верила.
Внизу тишина дополнялось почти полной теменью, лишь слегка разбавленной мутным светом, сочащимся из люка наверху. Небольшой газовый фонарик решил эту проблему. Узкий луч желтоватого света выхватывал из мрака огромные бездействующие котлы, снабженные манометрами и трубами, ведущими наверх - видимо, когда-то владелец фабрики пытался механизировать часть процессов. Осторожно ступая и подсвечивая себе фонарем, Клара шла, оглядываясь по сторонам. Шестое чувство, интуиция или просто огромное желание обнаружить искомый артефакт, заставляющий становиться убийцей каждого, кто подойдет достаточно близко, вело ее вперед.
Мутный, зеленовато-желтый цвет капсулы, похожей на флюорисцирующий желеобразный комок, смешался со светом фонаря, и Клара не сразу заметила хранилище артефакта. Неприятное ощущение, которое можно было описать, как "кошки скребут на душе", кольнуло ее. Только это были наверняка какие-то здоровые кошки-крысоловки с оцень цепкими лапами. Девушка погасила фонарик и только тогда заметила эту чужеродную для их мира вещь. Мерцающий комок слизи, неприятный до омерзения даже на взгляд, лежал в какой-то грязной лоханке. Клара, преодолевая отвращение, прикоснулась к нему, и ей показалось, что по поверхности "желе" прошла судорога, как от сокращающихся мышц, а потом сквозь верхний слой проступила злобно скалящаяся зубастая морда.
Как получилось, что в царившем безмолвии, не нарушаемом теперь даже тихим шипением газа, Клара не услышала шагов? Почему освобожденная от слизи карточка, похожая на игральную, но с незнакомым изображением, так заворожила девушку своей безобразной харей?
"Хей, привет, крошка! Повеселимся?" - картинка в шутовском колпаке подмигнула Клархен, а следом за этим последовал тяжелый удар по затылку.
- Прости, Клархен, - безжизненно произнес Зайбель, занося нож над упавшей к его ногам девушкой.

Когда Эзра открыл глаза, в подвале по-прежнему было темно; ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что он лежит ничком на полу, прижавшись щекой к уже слегка нагретому кафелю. Он едва успел задаться вопросом о том, как оказался в этом положении, как следом за тактильными ощущениями нахлынули остальные: тупая боль в прокушенной губе, привкус крови во рту… и острый, бьющий в ноздри запах озона в воздухе, как после сильной грозы. Английская погода в лучшем виде, - подумал он, медленно возвращаясь в реальность. Сначала на небе ни облачка и от луны светло как днём, а через четверть часа уже бушует буря, ломая деревья и разрывая линии электропередач. В этих краях перебои со светом не были в новинку – генератор был куплен как раз для этих целей. Чтобы в следующий раз, когда свет погаснет в самый ответственный момент, просто включить автономное питание, а не шариться по подвалу впотьмах, на каждом шагу рискуя навернуться на ровном месте и не то что вырубить себя, как в этот раз, а вообще сломать хребет и самому подохнуть здесь на пару с…

Несвоевременное воспоминание заставило его вскинуться – видимо, слишком поспешно, безошибочно влепившись затылком в острый край металлического стола. Удар был такой силы, что Томпсону показалось, будто из глаз брызнули искры; он рухнул обратно на четвереньки, но нашел в себе силы сдержать крик, крепко зажав уже открывшийся рот ладонью. Потому что именно в этот момент, между осознанием и новой вспышкой боли, на него снизошло еще одно откровение – не о том, что было, а о том, чего не было. Не было слышно ни единого звука, кроме его собственного сбивчивого пульса, - ни воплей Джокера в ушах, ни жалобных всхлипов его добычи. Что, если он пролежал в отключке не пару минут, а значительно дольше? Если ей удалось вырваться на свободу, и сюда с минуты на минуту нагрянет отряд полиции? От этого предположения – от самой вероятности такого поворота событий – желудок мучительно сжался, а вместе с ним и легкие, словно отказываясь вдыхать неестественно свежий воздух. Майка моментально прилипла к спине, голова закружилась, к горлу подступила тошнота… Молодец, самое время для панической атаки, - едко подумал он, но вместо того, чтобы повергнуть его глубже в пучину отчаяния, эта упадническая мысль вызвала приступ злости. Чертов Джокер, куда он делся – именно сейчас, возможно, в первый раз, когда Эзра действительно нуждался в его… компании? поддержке? В его руководстве. Но нет, Джокер трусливо молчал, предоставив ему самому разбираться со своими – теперь уже точно только своими – неприятностями. Что ж, ладно, он справится и один!
Черпая из своей злости новую силу, о которой ранее не подозревал, - готовность действовать по своей инициативе, а не выполнять распоряжения, - и на этот раз тщательно выбирая траекторию движения, Томпсон стремительно поднялся сперва на одно колено, а затем в полный рост. Телефон остался во внутреннем кармане плаща, но в джинсах очень кстати завалялась зажигалка – правда, не его верная zippo, а одноразовая, пластиковая, купленная в бакалее, когда у него кончился газ для заправки. С твоей удачливостью, Эзра, эта тоже окажется пустой. Не особенно надеясь на результат, он нажал на кнопку.

На удивление, зажигалка оказалась исправной: удерживая её на вытянутой руке, он мог разглядеть в чернильной темноте собственную руку до локтя и смутные очертания мебели; этого было вполне достаточно. Аккуратно переступая по скользкому полу, Эзра поспешил вернуться к тому месту, где оставил добычу. Дрожащий огонек выхватил из темноты очертания силуэта, перемотанного блестящими лентами скотча; он выдохнул с облегчением – никуда не делась, голубушка. Но отчего так затихла – неужто тоже отключилась?
Он приблизился еще на шаг, поднес зажигалку поближе – достаточно близко, чтобы взглянуть в лицо, но не поджечь ненароком волосы – и остолбенел: девушка была, без всяких сомнений, мертва. Глаза, и раньше казавшиеся огромными из-за потеков размазанной туши, теперь буквально вылезали из орбит, рот под несколькими слоями скотча застыл в беззвучном крике, и всё лицо застыло в макабрической гримасе невыразимого ужаса. Не боли, не агонии, а именно ужаса; одного взгляда на неё было достаточно, чтобы понять – эта девушка умерла не от асфиксии и даже не просто от инфаркта. Она умерла от страха. Неужели одного его рассказа о предстоящем ритуале было достаточно, чтобы запугать до смерти?.. Томпсон почувствовал, как по спине бегут мурашки. Он… не был огорчен, как не был и напуган, нет, - это было странное чувство опустошенности с примесью легкого облегчения : без Джокера это всё потеряло смысл. Теперь можно было просто отнести тело в кладовку, бросить там вместе с готовыми созданиями – какая разница? Или оставить висеть до тех пор, пока не вернут электричество?

Здравый смысл подсказывал, что первый вариант намного предпочтительнее, но отчего-то ему категорически не хотелось снова оставаться в кромешно темноте наедине с трупом – с трупами, если считать готовые манекены. Не в меру разыгравшееся воображение не прибавляло храбрости: теперь он почти чувствовал чей-то напряженный взгляд из темноты и видел в пляшущих тенях зловещие силуэты, и хотя зажигалка заметно нагрелась в ладони, расставаться с ней не хотелось. Ну что ты как маленькая девочка? - спросил он себя, без особенного успеха пытаясь вернуть эту продуктивную злость. Зверю нечего бояться в собственном логове.

И это прозвучало почти убедительно, но тут на его плечо легла тяжелая ладонь.

Теперь, наверное, уже можно было начинать орать во весь голос: какой смысл скрываться, когда ты уже попался? Но Эзра не закричал, только вздрогнул всем телом и замер, каким-то шестым чувством уже понимая, что попытки к сопротивлению или бегству не принесут никакого результата. Голова снова закружилась от невыносимой озоновой свежести, внутренности сжались в тугой комок, и сейчас он больше не видел причин бороться с паникой. Сейчас паника казалась единственной адекватной реакцией. Не выпуская из пальцев раскалившуюся зажигалку, он глубоко вдохнул и сделал самую большую ошибку в своей жизни, полной больших ошибок: обернулся.

Рост не меньше восьми футов; одежда из ткани, не отражающей свет; узкие кисти с неимоверно длинными узловатыми пальцами. Как будто бы человеческими, но… как можно было назвать человеком то, на что он сейчас смотрел?

Как можно назвать человеком то, что смотрит на тебя четырьмя парами глаз?

Эзра выронил зажигалку, но не услышал, долетела ли она до пола.

Птек видел и что было, и что будет, и что происходит сейчас в разных мирах одновременно. И все это не превращалась в ужасную какофонию, а играло глубокую и немного тоскливую симфонию. Особенно завывало прошлое о том, что уже не может измениться, и пронзительно звенело тревожное будущее, метаясь в формах, размерах и оттенках. Только настоящее шло ровным ритмом неизбежности. И каждый мир звучал в своей тональности, которую Птек легко различал.

«Мы договаривались».

Птек смотрел на Эрзу-сейчас и видел Эзру-вчера и Эзру-завтра. Его голос звучал сразу в голове человека, минуя оттопыренные уши, на которых держались душки очков. Да и не было у Птека привычных органов для звуковоспроизведения. На его лице были только глаза.

Эзра-сейчас дрожал и наполнялся страхом и Эзра-завтра исчезал, его будущее не было туманно и полным неожиданностей. Оно уже оформилось.

Птек знал, куда делся Джокер и досадовал, если то чувство, что он испытывал, можно было бы назвать досадой.
«Я тебе говорил о Них. Ты не уберег свою силу, свою музу».

Человек копошился внизу, пытаясь найти зажигалку и подсветить себе свое будущее, которое возвышалось над ним.
Эзра-сейчас стиснул потную рубашку на груди, тяжело дыша. Страх заполнил его полностью, как когда-то величие, подаренное Птеком в обмен на работу с Джокером.

«Ты кормил его и заботился о нем, как я просил. Но ты недоглядел».

Птек обратил свой взор в прошлое, туда, где был Джокер, когда он впервые насытился убийством и кровью. А потом… Они решили его забрать, решив, что он насытился достаточно.

Четыре пары глаз нервно завращались в поисках решения, прощупывали зыбкое будущее, которое, флиртующей кокеткой, вертелось перед ним, не желая остановиться и показать себя во всей красе. И вновь взгляд назад.

«Ах, вот ты где!»

Птек переступил через тело Эзры-вчера, пустое и скучное, и вышел из подвала, неспешно переставляя конечности в сторону южной окраины города. Если он догонит Джеймса Нейтана Риввица-сейчас, то сможет помочь Клархен-сейчас и позволить замерцать Клархен-завтра.

Он вздохнул, как могут вздыхать только создания, не имеющие органов для дыхания: всей своей материей, своим существом, выражая свою тоску и отчаяние. Только Джеймс Нейтан Риввиц-сейчас может исправить ошибку, которую допустил, отправив Джокера не на свой корабль, а в другой мир, где Джокеру не место.

Ткань миров не должна соединяться, смешиваться и взаимно проникать друг в друга, а Джокер прошил два мира. И Птек-из-того-мира страдает, болеет и мучается. И боль того Птека отзывалась в Птеке этом.

Конечности удлинились, делая шаг шире. Четыре пары глаз всматриваются в сейчас, длинные руки с узловатыми пальцами, касаются земли, сообщая своему хозяину, где прошел Джеймс Нейтан Риввиц-вчера и куда направляется Джеймс Нейтан Риввиц-сейчас.

«Игра началась»

Он окружил Джеймса Нейтана Риввица-сейчас, смотря на него всеми парами своих глаз. Тот не стал дрожать от страха, он скорее наполнился любопытством. Птек склонил голову на бок и протянул руки к мужчине, не касаясь его.

«Найди то, что ты потерял».

Лицо Птека изменилось, приняв форму шутовской зубастой ухмылки, длинные зубы пару раз щелкнули, и рожа исчезла, вернув прежнее лицо хозяину.

Птек протянул Джеймсу Нейтану Риввицу-сейчас тонкий золотой нож и потертые карманные часы.

«Стрелки на половину шестого и режь по диагонали»

Птек видел, что Джеймс Нейтан Риввиц-завтра принял верное решение, и его будущее зазвучало ритмично и восторженно, выйдя на свою колею.

- Джеймс – кружилось в воздухе.
- Нейтан – билось в уши, дробя перепонки, вламываясь прямо в мозг и оттуда уже норовя в подсознание.
- Ривввввввиц – ревела толпа.
На его ладони холодной тяжелой разменной монетой тускло взбескивали старые карманные часы. Стрелки поникшими тараканьими усиками указывали на цифру четыре и девять. Часы давно уже не работали, исчерпав весь хронозаряд, впрочем ему этого вполне хватило.
Прошлое помнилось с трудом, норовя подставить вместо себя скользкую спину будущего, а то и вовсе щерилось недоброй ухмылкой несбывшегося. Он коснулся кончиками пальцев гладкого стекла, защищавшего циферблат, и убрал часы обратно в карман.
- Нам пора – баронесса Обель-Шмидт-Риввиц обернулась от окна, поправляя повязку, пересекающую лицо. Из-под темной блестящей ткани змеился тоненький, очень светлый на фоне загорелой кожи шрам.
Он кивнул, поднимаясь из кресла и открывая перед ней высокую балконную дверь. За ней, на свежем воздухе остро пахло металлом и гарью. Молоденький охранник скосил на них круглый восторженный глаз и вытянулся в струнку. Дуло автомата в его руках было направленно на бушующую внизу толпу.
Джеймс поднял вверх раскрытую ладонь и людские крики затихли. Волнения первых церемоний давно прошли, и очередное переизбрание рождало в груди только сухую першащую скуку. Люди слушали его в сосредоточенном молчании. Не всем нравилось то, что происходило, но это было неизбежно. Где тонко, там и рвется, и адмирал давно уже проклял того, кто дал ему модулятор перехода. Сам по себе он никогда не отличался благими намерениями, его всегда вел долг. Сначала это был долг перед вселенной. Потом это был долг перед этим миром. Потом это был долг перед собственной семьей. Чем уже становился круг должников, тем легче было управляться с моралью своих поступков.
Совет, учрежденный во время становления Империи, теперь уже практически ему не мешал, поглощенный своими собственными склоками и переделом власти и Джеймс управлял этим миром как собственным кораблем, самостоятельно решая, куда направить очередной виток развития.
На очередном витке ушел тот, кто призвал его сюда, просто растворился в темпоральных вихрях собственной реальности, и Джеймс перестал слышать глухой, будто морской рокот, шум где-то за ушной косточкой. Шум давил, оказывается, и когда он исчез, стало гораздо легче. Больше в этом мире было некого оберегать. А после Хранителя Мира сюда пришли более технически развитые цивилизации, гораздо ближе ему по духу, чем местный сплав техники, философии и алхимии.
Он втянул острый, пахнущий металлом и смазкой холодный декабрьский воздух и сказал.
- Граждане, собратья, все мы…
Речь лилась свободно, и он оглаживал ободок часов большим пальцем, думая о том, что кабинет пока еще не в курсе ужесточенных требований бюджета, необходимых для запуска новых технологий, и еще о том, что та программа социального расслоения, которую он начал семь лет назад, постепенно дает свои плоды.
Толпа под балконом всколыхнулась, и охрана отшвырнула его обратно, за надежное пуленепробиваемое стекло балконных дверей. Послышались крики и стрельба.
- Мятежник, - сухо сказала Клара, отходя от окна и задергивая шторы. - Самодельная бомба взорвалась слишком рано.
Она неосознанно погладила свой шрам, привычка, которая сначала умиляла его, а потом стала раздражать. Он никогда не говорил ей о том, что знает кто именно дает деньги всем этим самозваным лидерам толпы, ярким сойкам, отвлекающим людей от серой повседневности. Ее измена была давным-давно спрогнозирована и учтена в его планах и ничему уже не могла помешать. Он жестом отослал ее и сел за стол, перебирая бумаги.
Через два часа навалилась усталость, и он откинулся на спинку кресла, потер ладонь, на которой был выгравирован серийный номер. Последнее время он все чаще жалел, что у него нет следующего Джеймса Нейтона Риввица, которому он мог бы передать свою жизнь цифровым ворохом воспоминаний.

2922 центурианские сутки
Планета R564TF234

Утро нового дня началось с собственно моего пробуждения из анабиоза. Технологии Бюро совершенствуются, совершенствуется и персонифицируется и подход к каждому из клонов Легиона, а странный генетический сбой, произошедший после исключения из цепочки Джеймса Нейтана Риввица за номером 36/832, только способствует этому. Анабиозные камеры на каждом корабле, вместо неограниченного запаса эмбрионов и стимуляторов роста, аннигиляция трупов запрещена, каждый умерший адмирал учтен и оприходован. Так будет отныне и впредь.
Я адмирал Джеймс Нейтан Риввиц, номер 36/850, от моего печально знаменитого предшественника меня отделяет совсем малое количество клонов, и мое задание – найти номер 36/832 и уничтожить.
Считалось, что он погиб, ликвидируя последствия не очень умной выходки контрабандистов, последний сигнал был получен с планеты, жемчужно-голубой бок который наплывает, закрывая собой весь обзор в иллюминаторе кабины пилота. Но после произошли события, заставившие убедиться в обратном.

R564TF234 из космоса показалась мне такой приветливой. Запустив корабль по траектории ее орбиты, я с интересом наблюдал за движением потоков воздуха в атмосфере, закручивающих облачность причудливыми узорами, прослеживал контуры материков и рельефы океанского дна, изучал сияние огней ночных мегаполисов, представляя существ, что живут на этой благодатной планете.
Оказалось, воздух R564TF234 смраден, вода отравлена ядовитыми отходами, люди озлоблены и уничтожают друг друга, а заодно и прочих обитателей несчастной планеты с завидным упорством.
Место, куда привел меня навигатор, оказалось квинтэссенцией сущности обитателей R564TF234. Пропитавший стены подвала запах разложения, истлевшие человеческие кости в таком количестве, что приходят мысли о братской могиле. После стерильного воздуха корабля мне пришлось особенно тяжело в этом склепе, пока работал прибор, считывающий необходимые сигналы. Джеймс Нейтан Риввиц был здесь, и это было последнее место, где он побывал на R564TF234. Кроме 36/832 был еще кто-то, прибор зашелся заполошным перемигиванием датчиков, но оказался неспособен расшифровать то, что обнаружил, и я с чувством невыразимого облегчения поспешил на свой корабль, предоставить решение этой задачи более совершенной технике.


4140 центурианские сутки
Планета M589KS109

Ответ оказался до смешного прост, но Межгалактический Союз не приветствует, когда в его дела вмешиваются Хранители. А вот Хранителям Мира нет никакой заботы о любом мнении по их поводу. Они появляются, вершат свое предназначение и исчезают в непредсказуемое время, в непредсказуемом месте и непостижимым образом.
После получения новой информации от дешифровщика приказ уничтожить 36/832 дополнился формулировкой «любыми способами, ценой собственной жизни».
Голова после вторичного анабиоза тяжелая, новая планета не впечатляет совершенно. Дежурный полет по орбите. Здесь будет сложнее найти следы 36/832, над планетой мощные магнитные возмущения, препятствующие работе приборов дистанционно. Еще один виток и мне предстоит путешествие на M589KS109 в поисках мятежного клона.


Помехи существенно изменяли показания приборов лишь в верхних слоях атмосферы. На поверхности M589KS109 ситуация совсем иная, что заставляет задумываться, не созданы ли магнитные поля искусственно, с неясной пока (для меня) целью.
Цепочка нейронных импульсов 36/832 кружила по единственному материку планеты, сосредотачиваясь главным образом в одном месте. Судя по всему, это самый крупный город на континенте. Дальнейшие поиски не представляют сложности, 36/832 будет уничтожен.


Адмирал Джеймс Нейтан Риввиц номер 36/850 поставил последнюю точку в записях, которые существовали только в его голове, проверил предохранитель и уверенно зашагал по галереям и анфиладам дворца. Как он и предполагал, его принимали за… того, кого принимали – Джеймса Нейтана Риввица, каким бы именем отступник здесь не назывался. Но 36/850 опоздал. Громкий хлопок выстрела прозвучал, когда он распахнул последнюю дверь. Труп 36/832 можно было опознать только по номеру на безвольно откинутой в сторону ладони. Голова превратилась в кровавое месиво от выстрела в упор из примитивного огнестрельного пистолета, который сжимала в руке женщина с лицом, обезображенным шрамом, пересекающим пустую глазницу.