Мы трагично не успевали. Прежде всего, мы не успевали в этот день как следует пожить, а потом не успевали уже все остальное, и вообще сам день валился к черту, как карточный замок, который я когда-то упорно выстраивал в детстве в прохладной затененной шторами гостиной дедушкиного дома на темного-дерева столешнице под насмешливо-бесшумный шепот книг в длинных во всю стену шкафах.
читать дальшеКарты валились, мы не успевали, столица смеялась над нами подсовывая толпу в метро, разделяя, разводя в стороны, огрызаясь людскими скучными лицами в посольстве и протокольно склочным "станьте в очередь, в очередь, чтоб вас всех" вопреки желанию съежиться от холода на стуле.
- Чем вы занимаетесь в свободное время?
- Теорией компьютерной поддержки инновационной деятельности изобретателя.
- А на каких изобретениях вы специализируетесь
- Это, - смущенная полуулыбка, говорящая что я гений,гений!, - не имеет значения.
- Визу вам дадут через два дня.
Вот и пойми этих американцев. Стоило это того, чтобы я четыре часа с перерывом на отвратительный переслащенный кофе мотался из первого зала во второй, снова в первый и наконец третий. Да, безусловно, со стороны посмотреть, так я явно почувствовал единение с толпой эмигрантов и тех, кто получал визы класса А. "Мы вкладываем много денег в реализацию нашей визовой политики" - пестрит со стен ненавязчиво во все тридцать два зуба лозунг посольства. Да, мы тоже, а также внимание, тепло и два прочитанных на неудобных стульях детектива. Четырех-часовое представление в продуваемом холодным влажным весенним ветром ангаре увенчалось жидкими апплодисментами. Плохой из меня актер. Быть или не быть? И ведь ехать то не хочу.
А потом был теплый зал ресторана, услужливый официант и карта стейков выполненная мазками сырого мяса на фарфоровом блюде.
- Вот это рибай, - изящно оттопыренный палец, кончик ручки упирается в отливающий слюдянными прожилками бледно розовый ломоть. - А это наш специалитет филе-миньон.
Серьезный взгляд глаза в глаза, без тени улыбки, верится, что повар чуть ли не самолично щупал бока корове.
- Пуэр, будьте добры.
Пуэр отбивает впечатления от посольства четким ароматом клубнично-ментоловых ноток и постепенно расслабляешься, пока не понимаешь, что, с учетом времени, остается всего какой-то час на то, чтобы собрать вещи, и мчишься опять под какой-то вялой моросью в метро. А в метро толпа, и лица у всех на редкость показательно безразличные, пока случайно попятившись от витрины, я не задел одного из прохожих. О, вот это гамма, Станиславский плачет по искренности выражений, я морщусь от того, что узнаю о своей родословной.
- Антекси, - дурацкая финская привычка на секунду ошарашивает его прямо на середине фразы, и я успеваю нырнуть в толпу, которая выносит прямо к теплым, сытым от людей вагонам.
- Поезд идет на Варшавскую, - приятный женский голос и весь вагон как по команде привычно устало выходит на Каширской, уже не удивляясь магии метрополитена которая успевает заменить Красногвардейскую на Варшавскую за несколько промежуточных остановок. Только одна девушка с ребенком никак не может поверить что да, и она вместе со всеми оказалась не в том вагоне. Ей объясняют, я вижу через стекло ее возмущенно-обиженное лицо, любопытные глаза мальчишки, и она трагично не успевает, оседая на потертый дерматин под оптимистичное "Двери закрываются, граждане пассажиры...". Когда-нибудь я рискну и тоже узнаю что там на Варшавской, а пока приходится спешить, спешить, спешить.
Привычный чемодан, непривычно много вещей, и когда я успел, господи. Семь книг. Зачем мне, если есть интернет, кто бы объяснил. Я некоторое время пялюсь на глянцевую обложку и запихиваю не глядя. Чемодан с натугой поддается на шелест молнии и вот мы вместе: я, он и компьютер ныряем в теплый салон такси. Как потом выяснилось отнюдь не нашего. И к черту, к черту.
А Москва стоит, всеми своими кольцами, всем центральным своим нутром, разродившимся какой-то влажной хмарью под серым весенним небом, стоит чуть ли не в раскорячку, вальяжно по сантиметру передвигая авто и наблюдая за репетицией парада. Водитель зачем-то объясняет как мы будем ехать, а я вычерчиваю пальцем на холодном стекле смайлик и обреченно достаю телефон. Не успеваем, чтоб его этот день, никак не успеваем. Сервис бронирования Аэрофлота с третьего раза с повышением цены в лучших традициях эпистолярного жанра строчит СМС мне в ответ, и я откидываюсь на спинку, расслабленно:
- Гони в аэропорт, черт с ним, когда я там буду, я перезаказал билеты.
И мы пролетаем Белорусский, куда сунулись от отчаяния, но так и не доехали, и мчим дальше, и дорога, в насмешку, расступается перед нами затуманенными пленкой дождя высверками бортовых огней автомобилей.
- А когда рейс?
- Тот на который не успели? В 21:40.
- Ну так я там буду в 21:15. Успеете еще.
И я успевал, успевал и успел таки задыхаясь сесть в кресло и услышать "Ваш звонок очень важен для нас. Оператор будет свободен через 6 минут" в ответ на мое "Хочу отменить бронь". Укоряющий взгляд стюардессы. Так и не дождался меня тогда оператор, ни за шесть минут, ни за восемь. Зарядка на последнем издыхании и приходится выключить его. И вот в 12:00 ровно мы садимся и ура "Оператор освободится через одну минуту". Тридцать секунд. Я уже узнал, успел, да что ж ты, обо всех сервисах аэрофлота, 10 секунд, и о Аэрофлот Бонус, 0 секунд.
- Ваше бронирование аннулировано.
Наслаждайтесь свободой от тесных рамок финансовых взаимоотношений с любимой компанией. Поднимаю взгляд на часы. 00:03. Как хорошо, что этот день наконец-то закончился.

А сегодня. А сегодня я пишу отчет.