Автор: fandom Sherlock Holmes 2014 (DEI)
Бета: fandom Sherlock Holmes 2014 (Джиалгри, ?)
Версия: сериал «Шерлок» (BBC)
Размер: драббл, 619 слов
Пейринг/Персонажи: Джим, Джон, Шерлок, Грегори, Ирен, Молли, Себастьян
Категория: Джен
Жанр: Виньетка
Рейтинг: R
Краткое содержание: Акценты — это самое интимное, что только есть у человека, это ключ к его поведению, к методам контроля, к тому, что его задевает и как он действует. Но все любят ставить акценты на разном.
Для голосования: #. fandom Sherlock Holmes 2014 - "Акцент"
читать дальше
Разные люди по-разному ставят акценты. Джим знает это, облизывая пересохшие губы, проталкивая сквозь горло, стиснутое спазмом, хриплый стон, вытягиваясь в попытке стать настолько гибким, чтобы забыть вообще о том, что в человеческом теле порядка двухсот костей. Двести с хвостиком. Впрочем, хвостик — рудимент. Все на грани, независимо от того, кто и кого тут берет, да и берет ли вообще или просто расставляет фигурки на доске для следующей игры.
Майкрофт акцентирует внимание на другом. Он моет руки, снимает с кончиков пальцев чуть слышный запах чернил и бумаги, методично избавляется от запонок, расстегивает жилетку, стягивает галстук, одну за другой вынимает из петель пуговицы на планках рубашки, обнажается с неторопливостью и основательностью, которая во сто крат лучше любого стриптиза. Да, ко всем чертям, это возбуждает не хуже, чем если бы вам делала минет сама королева, в те времена, конечно, когда это было достаточно возбуждающим зрелищем. Акцент Майкрофта состоит в обладании властью.
Несбыточность — это акцент Шерлока. Когда обычно бледная кожа краснеет оттиском неоставленной пощечины, губы округляются в почти идеальном "О", теряя свой полупрезрительный изгиб, а взгляд становится расфокусированным, и контроль над длинным худощавым телом исчезает окончательно, когда остается только раздвинуть коленом ноги, завести ладонь под поясницу, ломая совершенство линий, и брать это невозможное бездумное покорство. Несбыточно. Секс его просто не интересует, поэтому все это можно только представлять.
У Джона акцент на домашнем уюте. Ласка следует за лаской, почти незаметно подводя к сплетению тел и хриплым выдохам; тепло не обжигает, а греет, и губы скользят по коже с решительностью настоящих оккупантов, но в то же время не так жестко, чтобы не думать о будущей ассимиляции. С Джоном отчего-то вообще думается о будущем, пчелах, тягучих каплях меда, уютном уголке в Сассексе. И только когда он крепче впивается пальцами в бедра, притягивая к себе одним рывком и двигаясь резко и с оттяжкой, вспоминается, что он вообще-то где-то там служил. В Афганистане, или возможно в Ираке. Невозможно точно вспомнить, когда он так делает.
У Себастьяна акцент на войне. Он воюет сам с собой и со всем миром. Он и сексом занимается так же, как воюет, по четко продуманной схеме, перехватывая чужие запястья, распластывая захваченную сторону под собой и втрахивая ее в завоеванную территорию белоснежных простынь и запаха чужих стонов.
У Ирен нет внешних акцентов. Акцент Ирен — сама Ирен. Это Ирен замыкается холодом наручников на лодыжках и запястьях. Ирен перехватывает дыхание кляпом, Ирен заставляет изогнуться в немыслимой позе, стягивая сухожилия узлами шибари. Ирен ласкает кожу, расцвечивая ее метками укусов, ударов, застывшими потеками воска и румянцем удовольствия. Это ее имя вы выдыхаете, когда, кончая, обессиленно обвисаете во всей этой сети, под кодовым названием Эта Женщина.
У Молли акцент на нерешительности. Она совершенно неожиданно оказывается слишком близко, настолько близко, что, собственно, не остается ничего иного, но все это настолько невинно, что даже когда она кончает, глуша стон собственной ладонью и шире распахивая глаза, все равно остается впечатление, будто вы только что играли в куклы. И поэтому совершенно неожиданно, что в куклы тянет играть несколько раз за ночь.
У Грегори акцент на законности, на спешке, на «У меня тут срочный вызов», на дрянном кофе из пластиковых стаканчиков, на неустроенности и неуюте, на куче незаконченных отчетов, на том, что когда он хрипло стонет, забыв наконец обо всем этом, как-то сразу ощущаешь, что только ты и достоин того, чтобы забыть.
У Диммока, у Салли, у Андерсона, у всей той кучи погибших и оставшихся в живых есть свой акцент, главное только его узнать. И когда Джим раздевается, двигается, слегка покачиваясь, упираясь ладонями в чужие плечи, склоняется, целуя, шепчет что-то на ухо, подминает чужое тело под себя или сам переворачивается на спину, он ни на минуту не забывает, что акцент — это самое интимное, что только есть у человека. Там, на грани, этот чужой акцент становится его плотью, кожей, дыханием, взглядом. Джим в своем роде идеальный подражатель. Сам он, хотя и ирландец, говорит практически без акцента.
Название: Семнадцать мгновений Лейстреда
Автор: fandom Sherlock Holmes 2014
Бета: fandom Sherlock Holmes 2014
Версия: сериал «Шерлок» (BBC)
Размер: драббл, 2 части, 955 слов
Персонажи/пейринги: Лейстред, Майкрофт, Шерлок
Категория: слэш
Жанр: АУ
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Для тех, кого заинтересовал тот факт, что после своего возвращения Шерлок обнял инспектора, а тот в обморок не упал, пощечину не дал и даже Майкрофту не пожаловался на коварство живых мертвецов.
Примечания: Мы все знаем про Сербию, но будем откровенны почему бы Шерлоку и в России не побывать в том числе? Поэтому первая часть посвящена России, а вторая уже Сербии.
Предупреждения: жизнь персонажа
Для голосования: #. fandom Sherlock Holmes 2014 - "Семнадцать мгновений Лейстреда"
читать дальше
18.03.2013 (18 часов 38 минут).
— Спасибо Вам большое, дружище, Вы меня всегда выручали, и я Вас за это нежно, по-товарищески люблю! (с)
Инспектор домогался Майкрофта уже целых три часа, семнадцать минут и пять секунд. Поскольку Грегори во всем любил золотую середину, то это были просто семнадцать мгновений весны. Честно говоря, довольно отвратительной весны, чересчур какой-то зимней, пожалуй. Он высунул кончик языка и поймал им снежинку.
Майкрофт бросил на него косой взгляд, зачем-то поправил свою каракулевую шапку. В ней он выглядел до поразительного смешно и в чем-то даже мило, и Грег широко улыбнулся ему, жестами показал, что все же три часа — это немного долго, даже если к ним прилагаются семнадцать весенних мгновений.
Холмс покачал головой и отошел от Вечного Огня, где до этого стоял и разговаривал по мобильному телефону, чем основательно смущал караул, вынужденный молча выслушивать все британские секреты на языке, свободное владение которым до сих пор считалось в России, судя по всему, чем-то крайне неприличным.
Грег пришел к выводу, что все же нет, когда Майкрофт начал обсуждать заказ нижнего белья для королевской семьи. Какое-то там супер-нано-промо-волокно и сплошное ноу-хау. Вкрадчивый баритон уносило ветром, мешало вместе с белой круговертью во что-то непонятное, доносящееся до Лейстреда обрывками. Там, в телефонной трубке, наверняка сердились и переспрашивали, и Майкрофт повторял, не меняя интонаций, доводя чистоту слогов до просвечивающего в каждом звуке Кембриджшира с его узкими прямыми аллеями, мостами, аккуратными наделами, дождем и меланхоличными пикниками, перемежающимися учебой, сеансами гребли и рыбалкой на Кэм. Караульные, совсем молоденькие ребята, стояли с непроницаемыми лицами и были похожи на маленькие невозмутимые заснеженные статуи. Холмс-старший откровенно флиртовал с тем, кто заказывал белье, описывая фактуру, кружева и как это все должно суперсекретно и нано-технологично льнуть к обнаженному телу, и весьма выразительно жестикулировал, глядя при этом на Грега широко раскрытыми, любопытными, темными в вечернем сумраке глазами и улыбаясь.
Сколько там Лейстред его домогался? Ах да, уже 18 минут. Наконец Майкрофт закончил разговор, с негромким щелчком захлопнул мобильный и тихонько фыркнул, протягивая руки к огню.
— Совсем не греет, — раздраженно пожаловался караульному на чистейшем русском и перевел свою фразу для Грега, добавив-предложив: — Пошли в кафе?
Они были в Сталинграде, или как там его сейчас зовут? В Волгограде. Уже полюбовались на местную пародию американской Статуи Свободы и Панораму, прогулялись по центру, и теперь длинный день наконец-то закончился. Вечер скрадывал лицо Майкрофта, делая из него какую-то странную гротескную маску: темный осколок брови на обескровленном лице, зрачок безнадежно утопает в расширенной радужке, вторая глазница бережно укрыта бельмом темноты, губ не видно и нос чересчур острый, как у хищной птицы. Холмс скосил глаз и невесело усмехнулся, отчего тени всполошено забегали по лицу. Грег поежился и продолжил домогаться:
— Ну где он, Майкрофт? Где?
— Погоди.
Они шли сосредоточенно еще минут пять, потом были стеклянные двери, снятая каракулевая шапка и Шерлок, бледный, встрепанный сидел и пил кофе. На вошедших даже не взглянул. Впрочем, как и они на него. Майкрофт потянул Лейстреда к угловому столику у дверей, заказал две пинты... нет, не пинты — бокала пива. Долго его разглядывал.
— Улыбнись, — сказал тихо, — мне, не ему, а то все догадаются.
Грег улыбался Майкрофту, и его три часа, семнадцать мгновений и пять секунд таяли весенним льдом под теплым не-взглядом темноволосого растрепанного человека, который потягивал кофе за четыре столика от них.
12.04.2013 (20 часов 38 минут).
— Все настолько глупо и непрофессионально, что работать практически совершенно невозможно. Невозможно понять логику непрофессионала.
— А может, он хитрый профессионал?
— Хитрый профессионал не поехал бы в приют. Хитрый профессионал не поехал бы в приют, черт побери!!!
— А может, он хитрый профессионал?
— Хитрый профессионал не поехал бы в приют. Хитрый профессионал не поехал бы в приют, черт побери!!!
«Майкрофт наверняка превосходно делает ми...»
— Нет, — четко сказал Майкрофт в ответ на откровенно выражающий эти мысли взгляд инспектора, — не сейчас и не здесь. Тут слишком темно, и я испачкаю брюки зазря.
На секунду Грег увлекся, представляя Холмса-старшего, пачкающего брюки. Воображаемое зрелище было... волнующим. Оно волновало чувство гражданской сопричастности к происходящему. Когда Британское Правительство встает на колени ради своих граждан, это... да, внушает.
Майкрофт покивал в такт его мыслям, быстро улыбнулся и дернул инспектора за рукав, увлекая в глухой проулок. Там он неожиданно прижал Лейстреда к стенке. Собой. Грег глухо выдохнул прямо в чужие губы. Заполошно подумал о мятной жвачке почему-то. От Майкрофта пахло не мятой, пахло чуть-чуть виски и морозом.
Майкрофт раздраженно прошипел что-то на сербском и укусил его за губу, возвращая в реальность. Оба не закрывали глаз, и Грег видел, как в устремленном на него взгляде плескался падающий на улице снег, еще он видел, как проходящие мимо патрульные понимающе усмехнулись. Руки Холмса-старшего вольно путешествовали по грубой ткани его плаща, и тело вжималось совсем даже не однозначно. Многозначно в некоторых стратегически важных позициях. Оба старались не задеть детонатор.
Патруль наконец ушел, и Лейстред осторожно толкнул политика в каменно-напряженное плечо. Майкрофт качнулся назад, прикрыл глаза на секунду, четким движением языка убрал с губ капельку крови, и только тогда Лейстред ощутил железный привкус во рту.
— Ненавижу оперативную работу, — выдохнул политик. — Ненавижу брата за его безрассудство. Спасибо, что подыграли, инспектор.
Грег кивнул, откинул капюшон женской парки и, распахнув ее, достал взрывчатку. Поворчав, Майкрофт умудрился, противореча сам себе, как-то так встать на колени, чтобы приладить снаряд за водосток, что не только не испачкал, но даже и не помял брюк, видно, действительно не любил попусту...
Как и думал Грег, минные закладки политик действительно делал профессионально
Название: Контрольный выстрел
Автор: fandom Sherlock Holmes 2014
Бета: fandom Sherlock Holmes 2014 ( Xenya-m, Хикари-сан)
Версия: сериал «Шерлок» (BBC)
Размер: драббл, 462 слова
Персонажи/пейринги: Мориарти/Моран
Категория: слэш
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13 (никогда не умел их выставлять)
Краткое содержание: Потеря контроля над своим телом заставляет идти на жертвы, причем не только и не столько тебя.
Примечание/Предупреждения: Смерть персонажа.
Для голосования: #. fandom Sherlock Holmes 2014 - "Контрольный выстрел"
читать дальше— Мне очень жаль. — Джим чем-то шуршит, ходит по комнате, отыскав отброшенную аж за кресло рубашку, удовлетворенно хмыкает.
— Но ты же понимаешь...
Его собеседник потрясающе молчалив. Невозмутимо лежит на постели, вытянутый, весь какой-то очень горизонтальный, в сбитом покрывале, как в коконе, только улыбка у него какая-то жалкая, неуместная рядом с темными, тревожными глазами. Молчит. Тянется к сигаретам. Закуривает. Улыбку заволакивает дымом, и становится легче.
Джим смешно прыгает на одной ноге, надевая брюки, приводит себя в порядок. Морщится от запаха табака. Чихает.
— Я не могу этого допустить, просто не могу, Себастьян.
Грустнеет резко, как штормовое небо, подходит к кровати и оглядывает лежащего. Сверху вниз, снизу вверх, вдоль и поперек, прямо через одеяльный кокон. Сверлит взглядом колено. Взгляд ощущается не хуже бормашины в руках стоматолога-садиста. Такой же надсадный и металлически-холодный. Если бы человек на кровати чувствовал что-то ниже пояса, он бы непременно поежился, убрал колено от взгляда-бора, может, перекатился, встал, приготовил завтрак, например, или .... Но он не чувствует. Просто прикрывает глаза. Дым стелется над кроватью, как туман, и система противопожарной безопасности уже жадно пробует воздух на вкус, раскладывая его на молекулы: эта годится, а эта нет, а эта вообще непонятно как сюда попала. Пока только принюхивается, готовясь завизжать.
Джим смешно шевелит губами, хочет что-то сказать, но в итоге молчит. Его собеседник, распластанный там, внизу, тоже молчит. Молчание плывет по комнате не хуже запаха никотина. Капля никотина убивает лошадь. А капля молчания?
Так ничего и не сказал. Вздыхает, прилаживая на место запонки, шелковая лента галстука уже свисает с шеи элегантной удавкой. Глаза его кажутся глубокими и тоскливыми, хотя по факту, что там такого: зрачок, темная радужка, много меланина, свет проходит и поглощается, поглощается, поглощается, а Себастьяну достается только остаточное рассеянное внимание.
— Ты болен, — произносит наконец, и все-таки получает ответ: веки слушателя вздрагивают, опускаются согласно, устало.
Неудачная пуля, сказал бы Моран, если бы испытывал желание говорить. Отсутствие контрольного выстрела — грустная ирония судьбы. Отсутствие контроля в одном — отсутствие контроля во всем. В данном случае — над позвоночником. Он действительно был неисправимо болен. Как старая механическая игрушка. Которую только что пытались завести, и не вышло.
Джим накидывает пиджак. Наклоняется. Тянется через всю кровать, чтобы сухо мазнуть губами по скуле. Кажется, еще секунда — и одним плавным движением вытянется рядом: тело в тело, как только что было. Но нет, не срослось. Губы просто касаются прохладной кожи и тут же исчезают, будто обжегшись.
— Я не могу, — говорит Джим, запуская руку во внутренний карман пиджака, — жалеть. Только не тебя.
И Себастьян кивает, терпеливо ожидая. Не жалеть. Только не его. Как хорошо иметь начальство, которое все понимает. Была бы его воля, он бы сделал сам, но... Пистолет в чужой руке глухо рявкает, и Себастьян перестает думать.
А на вечер у Джима уже была назначена встреча на крыше Бартса, и на надсадные вопли сигнализации — сигарета все же упала, курить в постели опасно, особенно мертвым, — явились только пожарные.
Название: Скука
Дисклеймер: Не претендую, а значит *грустно* ничего и не достанется.
Рейтинг: G
Саммари: А тут нет особого смысла, просто маленькая зарисовка их жизни Джима, и еще одна с Мораном.
Благодарность автора: Автор очень благодарен своей бете и готов любить ее вечно ))
1. Мигрень
Иногда ему хотелось умереть. Он нервно гнал от себя эти мысли и мерил шагами узкую как клетка комнату, которую называл личным кабинетом.
«Личная психушка», как называл ее Моран. Плавные углы, пошлые виниловые обои с истерзанными вечным счастьем пташками и ангелочками, очень позитивный сюжет, который непременно хотелось заплескать кровавой юшкой, проведя растопыренной пятерней прямо поверх медово золотистых облаков и благостных лиц святых. Хотелось, да только все тот же Себастьян вынес из комнаты давным-давно то, что могло хоть в какой-то мере послужить этим несбыточным мечтам. Заставить его приволочь сюда труп, что-ли?
Некоторое время Джим всерьез думал над этой возможностью, меряясь взглядом со святым Петром, но потом вернулся к призрачному мерцанию экрана ноутбука. Голова по-прежнему болела. Чертова головная боль, когда от одного запаха кофе, - которое стоит здесь, прямо у локтя, двинь и чашка свалится на пол, превратившись в мутную коричневую лужу полную фарфорового крошева и одуряющего тяжелого аромата, - мутит и тянет вывернуть наизнанку желудок, поэтому Джим сдерживается и только время от времени косится на застывшую с утра кофейно-молочную пенку. Передвинуть лень. Вставать лень. Даже печатать на фоне этой одуряющей боли и то лень.
Но если ничего не делать, то становится только хуже. Хуже. Хуже! ХУЖЕ!!! Почему в этом кабинете так тихо? В порядке эксперимента он шарит и вытаскивает из сети какое-то современное попсовое блядство, выключив картинку с дергающейся на фоне невразумительного пейзажа певицей и оставив только хриплый голос, который ввинчивался в уши. Как ни странно, первые несколько секунд, ошарашенная внезапным идиотизмом припева, боль задумчиво притихла, чтобы взорваться калейдоскопом ощущений чуть позже, когда певицу заело, будто старую пластинку на одной и той же фразе. Почему никто не делает заказов на эстраду? Людям не хочется мараться или им действительно нравится эта… это… Бред!
В голове мелькнула пока еще туманная, неоформившаяся, но уже полная восхищенного самолюбования мысль… Да, о да… именно так, тройное убийство и никак иначе. Как красиво. Господи, как это будет красиво. И изящно. Но надо убедиться, что заказчик сделает все как надо. Джим задумчиво отхлебнул кофе и улыбнулся призраку головной боли. Вот она, идея, лежит буквально на ладони, переливается всеми хитроумными гранями, как маленький драгоценный камень. Законсервировать и отправить на хранение, испытав только один раз на старом идиоте, его жене и двух падчерицах. Сколько у него таких одноразовых планов. Хитроумных интриг. Настроенных, как камертоны, индивидуально на каждого конкретного клиента. Так, что их беззвучный вопль сливается в совместный райский хор. Джим Мориарти, единственный в мире обладатель безграничного склада великолепных идей для плебса. Это почти оскорбление, что за этот вот, выцарапанный из души, филигранно отточенный миг чистой ненависти он получает деньги. Джим зевнул, покосился на обои, подмигнул одному из серафимов и, до хруста потянувшись, опустил руки на клавиатуру, набирая сообщение, завороженно любуясь тем, как пальцы скользят по клавишам, легкими касаниями превращая смутную идею в скрупулёзный до тошноты скучный перечень подробных инструкций.
2. Выстрел
- Все пройдет — и надежды зерно не взойдет, - человек, сосредоточенный на работе, выглядит почти счастливым, почти как перед оргазмом, решает Моран, глядя на нахмуренные брови, застывшие в досадливо-смятенной полуулыбке губы и напряженную челюсть. Вот сейчас мужчина скажет: "Ох", выдохнет напряжение, сковавшее спину, расслабит мускулы лица и открыто, счастливо улыбнется.
Сейчас, сейчас, сейчас и... ну, давай же, неслышная барабанная дробь клавиш, человек расслабленно откидывается на спинку кресла, позволяя себе поднять глаза на июньское марево за окном, и Себастьян нажимает на курок.
- Все, что ты накопил, ни за грош пропадет, - Себастьян, напевая себе под нос, аккуратно разбирает винтовку: отсоединяет магазин, отвинчивает оптику и глушитель, укладывая все в специальный мешочек, складывает стойку и аккуратно раскладывает все это по отделениям ярко-оранжевого кейса службы технической поддержки офисных коммуникаций. Не снимая такого же оптимистично-апельсинового цвета комбинезона, он легким, почти прогулочным шагом спускается вниз на один этаж и заходит в лифт.
- Если ты не поделишься вовремя с другом, — взгляд на часы, время, и теперь все надо делать очень быстро. Комбинезон сдирается, так же как и кепка, затеняющая лицо, лифт зависает в режиме вечного падения между этажами, и нескольких минут остановки вполне хватает, чтобы снять заранее развинченную верхнюю стойку и закинуть туда кейс со спецодеждой, вынув вместо этого тоненькую сумку с лаптопом и бумагами. Спрыгнув, Себастьян аккуратно поправляет серый офисный костюм и, взяв в руки кейс, осторожно замыкает контакты на панели лифта, наскоро прикрутив ее обратно. Будь благословенно время ланча. Десятый этаж загнал в лифт еще двоих таких же офисных работяг, а на пятом их было уже восемь, и вся эта пропахшая дезодорантом толпа вынырнула, радостно гомоня, из дверей, чтобы устремиться в непрерывном водовороте белых воротничков к ближайшим закусочным.
- Все твое достоянье врагу отойдет, - пробормотал Себастьян завершающие строчки, и сосед по обеденному времени осуждающе покосился на него. Мол, какие враги, какое достояние, сорок пять минут, и надо найти чертово свободное место, чтобы успеть урвать свою порцию сплетен и фиш-энд-чипс со стаканчиком колы. Или, задумчиво морщит губы сосед справа, курицу с карри и кебаб. И они несут Себастьяна, зажав между собой, к своим сорока пяти минутам свободы, за двери, на улицу, прочь от вездесущего взора CCTV, еще немного, и можно будет вздохнуть спокойно и пойти выпить хороший арабский кофе с кардамоном и... тут его хватают за рукав.
- Не торопись, - произносит Джим, блестя веселыми темными глазами, почти неузнаваемый в безлико-сером офисном панцире, с гербом накрахмаленного воротничка и ослабленного по случаю перерыва галстука в тонкую красную полоску, - пойдем, перекусим.
И он тащит Себастьяна в какую-то дешевую индийскую забегаловку напротив, с липкими от тошнотворно-тяжелого аромата специй столиками, выставленными прямо на улицу по случаю жары. И Моран идет, нехотя, без особого желания, как на жесткой привязи следует за шефом. И нет уже никакой свободы, и радости от удачного дела тоже нет, потому что Джим - это Джим, а веселый Джим - это дьявольски непредсказуемая вещь до того, что где-то в горле першит от желания запихнуть его прямо сейчас в смирительную рубашку и доставить в ближайшую психушку.
Вместе они наблюдают за приездом полиции, скорой и коронеров, суетливой возней, радостно-испуганным оживлением толпы по случаю смерти управляющего банком и, наконец, к их кафе направляется один из этих молоденьких бобби, с блокнотом и озабоченным выражением лица наперевес. Джим, каким-то невозможным, неестественным способом извернувшись на стуле, ловит его за рукав и, перекрывая возбужденный гомон посетителей спрашивает:
- Кого-то убили, офицер?
И это, естественно, привлекает к ним внимание. Джим, красуясь, будто на вручении BAFTA, отвечает на вопросы, старательно путаясь в показаниях и то и дело пихая Себастьяна локтем, отчего под ребрами набухает синяком тяжелое мутное желание придушить шефа вот прямо здесь и сдаться властям.
Время от времени он поворачивается и, округлив глаза, брови, губы, весь став одним круглым воплощением восхищенного удивления, спрашивает у Себастьяна:
- Нет, ну ты слышал... где я был в тот момент? ... Ты слышал, слышал.. убили прямо на заседании совета директоров... а почему мы ничего не видели? .... Этьен, ты слышал? - тормошит он Морана, коверкая его имя на французский манер и за это, а еще за сочувствующий взгляд молоденького полисмена, Моран ненавидит его еще больше. Нет, оказывается, это не предел, есть еще следующая фраза.
- Мы ничего не видели, потому что были в туалете, сэр, - честно отвечает Джеймс и косится на Морана со смешинками в глазах. - Да, сэр, вместе. Очень вместе, сэр, - и, кивая полицейскому, Моран тяжело, удушливо краснеет. Тот, не закончив допрос и досадливо захлопнув блокнот, уходит, не взглянув на них даже, и это хорошо, потому что теперь Морану не надо врать и выдумывать себе новую фамилию.
А поскучневший Джим вертит в руках пластиковую карточку доступа какого-то офисного идиота, который наверняка сейчас заполошно ищет ее по ящикам стола, ведь обратно без нее не пустят. И мыслями босс где-то далеко, и это тоже хорошо, потому что вся та смесь: адреналина, страха, гнева и ненависти, в Моране постепенно растворяется, пока он цедит неожиданно хороший эспрессо.
- Пойдем, Себ, - роняет шеф, наконец, и видно, что ему уже снова скучно. - Больше тут делать нечего.
И Себастьян послушно встает, оставив недопитый кофе и надкусанную питу на столике вместе с несколькими фунтами и плохим настроением.